— Я всё! — объявила, как бравый пионер, найдя Петеньку в той комнате, где предполагалось рисовать слона.

— Молодец! Теперь шпатель бери, буду учить тебя штукатурке. — прозвучало довольно угрожающе и в руках Петра была какая-то длинная палка.

Но все мои страхи были абсолютно беспочвенные из пухнорыленького был вполне сносный учитель. Долго показывал мне, как правильно накидывать на стену шпаклёвку, хвалил хотя, откровенно получалось не очень. Кривоватенько как-то. Да и потом всё это снималось со стены и отправлялось Петенькой в ведро.

— Шпаклюй начинай, я тут ве́рхом займусь маленько. — велел он, после подробного мастер-класса по шпаклеванию поверхностей.

Ну вот где бы я ещё научилась этому?! Нигде! А так, может и в жизни пригодится, но если нет, то считай вместо фитнеса. После ремонтных работ знатно мышцы потягивало, хотя… возможно это и не от этого.

— Почему это я внизу? Я может быть наверх хочу! — закапризничала как маленькая, мне действительно хотелось оказаться на стремянке, а ещё мне не хотелось испортить стену, что было очень вероятно в отсутствии над моей душой Петеньки.

— Ну во-первых, была бы ты в платье я бы тебя может и пустил ещё на стремянку… — снова Петенька отвлёкся, за секунду с горящими глазами обшарил меня своими ручищами с ног до груди.

— А во-вторых? — уточнила я, увернувшись от него, хотелось уже приступить к делу, не терпелось начать рисовать слона.

— А во-вторых, ты упасть можешь, шею свернуть, а мне трупы на объекте никак иметь нельзя. — говорил медленно, также наступая на металлические ступеньки, взяв маленькую кисточку и такое же ведёрко с непонятной розовой жижей.

— В смысле во-вторых?! Что штаны на первом месте?! Это тебя огорчает больше, чем моя свёрнутая шея?

— Да! Так и есть! Под юбку я бы заглянуть мог, полюбовался бы твоими секретными прелестями. Ещё, юбку я бы мог задрать, а тебя отодрать в самом пошлом смысле этого слова. А со свёрнутой шеей ты мне зачем? Одни беды на голову. — прямолинейно пояснил Петенька, ловко справляясь со своей работой под потолком.

Я же стояла и пялилась на него снизу вверх, не решаясь начинать. Ну хреновый с меня помощник.

— Леночка, а на мне юбки нет. — посмеиваясь надо мной, произнёс Петенька, — Да не боись, начинай, а то до обеда ты мне ощутимо не поможешь, даже время потраченное на твоё обучение не оправдаю.

— Хм. Ну… я и завтра могу помочь, — призналась, подумав что могу, время есть, — Слазь, а? — запросила умоляюще и пухнорыленький расхохотался.

Как всего несколько дней назад мне хотелось от души напакостить, сейчас с такой же силой не хотелось накосячить.

— Завтра не надо уже, это всё сегодня зашпаклюем, и до послезавтра сохнуть будет. Я же тебе говорил, чем ты меня слушала? Я что со шкафом разговаривал? — строго и с обидой спросил Петенька, но меня терзали те самые популярные сомнения.

Смутные.

— Ты сейчас надо мной смеёшься да? — прищурившись, смотрела на его спокойное лицо, ни тени улыбки и даже намёка на веселье.

— Делать мне нечего! Начинай, я скоро спущусь, а мне правилом пройтись даже негде. — потребовал он, и переступив через крайнюю ступеньку, отвернулся от меня, как бы шлёпнула, если бы не стремянка.

Но навернётся ещё, морда пухнорылая и наглая!

Шуточки закончились ещё до того, как Петенька спустился со стремянки, доделав свой верх, а после того как спустился, началась самая настоящая работа. Мы работали в поте лица! Пётр был строг и хмур до такой степени что его брови сходились в одну линию. Я поначалу переживала, что за мной косяки, и он от этого недоволен, но молча накидывала шпаклёвку на стену, ожидая замечаний. Не решаясь спрашивать всё ли правильно, а Пётр лишь молчал и хмурился.

Ближе к обеду у меня с непривычки отваливались руки и ноги, ломило шею и ныла спина. Я перестала думать о возможных неточностях в своей работе, все мысли занимал лишь один вопрос. Скоро ли обед? Так как часов у меня с собой не было, я даже телефон не взяла, надежда была лишь на пухнорыленького. И с нетерпением я ожидала, когда же он скажет заветное слово «баста»! Хотя, у Петеньки тоже не было на руке часов, и телефона я у него в принципе не наблюдала. Но он ведь ко мне на обед являлся как часы! Значит, что-то же зазвенит в нужный час на его объекте.

Не зазвенело.

Мы доделали всю стену, кстати, для этого меня таки пустили на стремянку. Времени было уже больше, чем обед, начало третьего, когда Петенька меня обрадовал, что всё!

— Ну как? Есть хочешь? — спросил с улыбкой, спускаясь со стремянки, с правилом в руке, это оказалось оно и было, а не палка непонятная.

— Я хочу лечь и не двигаться. Как же это тяжко! — взревев для более понятного моего состояния, я рухнула на пол, застеленный плотной клеёнкой.

— Мечта маньяка… — присвистнув, произнёс Петенька, навис надо мной, опираясь на своё правило.

— Ч-чего? — у меня глаз задёргался, и я скорей попыталась подняться, но уставшее тело меня уже не слушалось, и я обречённо расслабилась на полу.

— На клеёнке лежишь, удобно очень. Следов бы не осталось. — при этом он ещё и прищурился так, словно в уме прикидывал, как меня грохнуть, потом свернуть и куда спрятать.

— Хватит пугать меня! Помоги лучше! — с трудом протянула ему руку, сил на это не было затрачивались исключительно внутренние ресурсы и то под фактом того, что сама я не встану уже.

Пётр отставил рабочий инструмент в сторонку и крепкой рукой перехватил меня за запястье. Потянул вверх и как только я встала на ноги прижал к себе, ловя губами мои губы. Протиснул-таки свой язык в мой рот, умудрился укусить и без этого повреждённую нежную кожу, его борода кололась. Но я не могла его оттолкнуть несмотря на болезненные ощущения… Он был чертовски притягательный своим напором и наглостью.

— Тебя срочно нужно накормить, а то ты едва на ногах стоишь… — шепнул отстранившись, и изучая моё лицо своими прекрасными серыми глазами, а я смотрела в эти очи-чудо природы и сердце сбивалось, теряя верное количество ударов.

— И тебя, а то сожрёшь меня… — закусила губу, в надежде, что боль меня отрезвит, и я приду в себя, но Пётр сделал это сам.

— Язва! — хохоча отпустил меня, развернув в сторону выхода.

— Сибирская! — отбегая чуть вперёд, чтобы избежать очередного шлепка по заднице.

— Ты москвичка. — резонно заметил Петенька.

— Ну, тогда Московская.

Петенька на мою поправку хмыкнул и поймав меня за футболку почти в прихожей на пути к двери, дёрнул назад, так резко, что я чуть не грохнулась на зад.

— Блин! Ты чего?! — вырваться возможности не было, только орать возмущённо.

— А ты чего? Умыться сначала надо, руки помыть. — как дурочке пояснил он, заталкивая меня в ванную.

— Да я бы и дома помыла. — ну да, с грязными руками бы точно за стол не села.

— А мне потом дверь от твоих грязных ручищ отмывать? — возмущение Петра хоть и было обоснованным, но всё равно обидно.

Блин!

Так попасться, словно я неряшка какая!

— Ладно-ладно, не ворчи! Мою я руки! Мою! Вот! — открыла воду и схватила кусок мыла, смочив всё разом, намылила серые руки чуть ли не по локоть.

— Подвинься. — толкнул меня бедром, перехватывая мыло, так и стояли рядышком, отмываясь от шпаклёвки.

Я на руках закончила, а Петенька ещё и мордашку свою пухнорылую сполоснул, правда без мыла. И как самый наглый тип не позволил вытереться мне первой, сам схватил единственное в ванной полотенце и долго сушил свою бороду.

— Хорошо! — рявкнул радостно, бросив в меня влажное полотенце, не передать словами, каким довольным он был в этот момент.

— Спасибо, не надо. Уже и так обсохли. — взяв полотенчико двумя пальцами, швырнула его обратно, ловко выскочив из ванной комнаты.

Петенька пытался меня шлёпнуть, но у него не вышло. Я вырвалась вперёд, и он не дотянулся под мой победный смех. Даже сама не заметила, как ко мне вернулись силы, энергия на это сопротивление бралась словно из воздуха. Уже вовсе не хотелось лежать умирающим лебедем, хотелось скакать и веселиться.